Смерть раньше смерти - Страница 39

— Наверное, про меня все просто забыли, — сказал он Ханне Нортир. — Судя по всему, мама кого-то изображала. Общую знакомую, видимо. Она прошлась по тротуару, развернулась и превратилась в другого человека — и походка была другая, и осанка, и манера поворачивать голову и шею, и жесты. «Ну-ка, угадайте, кто я?» — спросила она. Соседки хохотали так, что не могли говорить. «Ох, сейчас описаюсь», — сказала одна. До сих пор помню, какое потрясение я тогда испытал. Между взрывами хохота все выкрикивали имя женщины, которую изображала мама. А потом они захлопали. Мама с улыбкой поклонилась, а потом взошло солнце, и я понял, что мама красивая. У нее была гладкая кожа, румяные щеки и сияющие глаза. — Яуберт замолчал. Сигарета прогорела почти до конца. — Я вспомнил тот случай только на ее похоронах.

Доктор Нортир что-то писала. Яуберт затушил окурок в пепельнице, вытер ладонью верхнюю губу. Пальцы пахли табаком и дымом — неприятный запах.

— Потом, став старше, я уже не любил ее так сильно, как в детстве. Она меня разочаровала. Потому что она никогда не возражала отцу. Потому что не бросила его, несмотря на то что он притеснял ее, оскорблял, пил. Она была такой… пассивной. Нет. Не просто пассивной. Она… По вечерам в пятницу, когда отец бывал в баре, она ни разу не сказала мне: «Пойди и приведи отца из бара, потому что пора ужинать». Она обычно говорила: «Пойди поищи отца». Как будто он мог оказаться не в баре, а где-то еще. Когда я возвращался и передавал, что отец не хочет ужинать, мама меня как будто не слышала. Мне кажется, она обладала неистребимой способностью отрицать очевидное и жить в каком-то своем мире.

— Какие ее черты вы унаследовали? — резко, почти неприязненно спросила Ханна Нортир.

Яуберт понял, что психолог намерена препарировать рассказ о его матери. Он где-то слышал название «психологическая интроспекция».

Яуберт попытался сосредоточиться. Но Ханна Нортир как будто опомнилась и заговорила прежним, тихим голосом:

— Вам было легко встречаться с девушками — потом, позже?

У него в голове прозвенел звоночек. Внимание, опасность! На что она намекает? Какая связь между его матерью и девушками?

— Нет.

Ему не хотелось вспоминать свою неуклюжесть, неуверенность в себе в переходный период, когда он с таким трудом приспособился к новой жизни. Ханна Нортир такая хрупкая, такая слабая. Где уж ей понять его?

— Доктор, я всегда был толстяком — еще в школе.

Он был не просто крупным и рослым. Он был толстяком. Ему было неуютно в собственном теле, в отличие от других мальчиков — бегунов, прыгунов, спринтеров. Одноклассники на переменах носились, как породистые скакуны; Яуберт же с трудом преодолевал силу тяжести. Он был убежден в том, что ни одна девушка не взглянет на него благосклонно. Через восемь лет после выпуска он встретил одноклассницу, которая спросила: знал ли он, что в школе она была влюблена в него? Он ей не поверил.

— У меня не было постоянной подружки. На выпускной вечер со мной пошла… дочь маминой подруги. Матери обо всем договорились за нас. Как будто сосватали.

— Вас беспокоило то, что у вас не было постоянной подружки?

Яуберт ответил не сразу.

— Я много читал.

Ханна Нортир молчала, ожидая продолжения.

— Доктор, с помощью книг я убегал от жизни. Ни в одной книжке нет героя-толстяка. А конец всегда счастливый. И даже если герой вначале наделает глупостей, в конце он всегда получает героиню. Я думал, что мне нужно только одно: терпение. Нет, я не переживал из-за того, что у меня не было девушки. Мне хватало книг.

— Расскажите о своей первой любви.

В голове снова зазвенел сигнал тревоги. Теперь он понял, куда она клонит. Мать, девушки… Она потихоньку подбиралась к Ларе Яуберт. А о Ларе он совсем не хотел говорить!

— Моя первая любовь — Лара, — тихо сказал он и стиснул пальцы. Влюблен он бывал и до Лары. Влюблен тайно, безнадежно. Он любил, например, молодую учительницу физкультуры. Потом новенькую девочку, которая пришла к ним из другой школы. Потом — строгую черноволосую гречанку из кафе на углу Родса и Фортреккер, от которой пахло незнакомыми специями. Когда он думал о них, сердце у него билось чаще, ладони потели.

Но ни одна из тех, кто внушал ему такую страсть, не догадывалась, что является к нему в снах и в мечтах. А Лара догадалась.

Он почувствовал, что Ханна Нортир не сводит с него взгляд. Потом услышал ее голос — тихий, почти неслышный, очень участливый:

— Вы не хотите о ней говорить. — Это был вопрос и утверждение одновременно, так она выказывала ему свое сочувствие — и одновременно бросала вызов.

Сострадание в ее голосе тронуло его. Яуберт снова ощутил, как тяжко давят на него воспоминания о Ларе. Разум кричал: расскажи ей все! Поделись! Сбрось черный балласт, из-за которого ты с трудом преодолеваешь каждый новый день. Открой шлюзы. Выкинь балласт за борт!

Но он не мог открыть ей все.

Яуберт покачал головой. Доктор Нортир права. Он не хочет говорить о Ларе.

— Не обязательно рассказывать все сразу. — Ее голос по-прежнему исполнен участия.

Он поднял на нее глаза. Вдруг ему ужасно захотелось обнять хрупкую Ханну Нортир. Обнять нежно, притянуть ее к себе за узкие плечики. Она выглядит такой беззащитной! Яуберту хотелось прижать ее к себе и не отпускать. Стать ее защитником, спасательным поясом. От нежности ему хотелось плакать.

— Как вы с ней познакомились? — спросила она едва слышно, и он не сразу понял вопрос.

Яуберт долго молчал. Собирался с силами. Он медленно и осторожно брел по лабиринту воспоминаний, словно боясь начать не с того. Тогда все будет неправильно. Его переполняли чувства. Перед глазами всплывали картины из прошлого. Они становились все резче, все четче. Он не только видел зрительные образы. Он ощущал запахи, звуки. Как будто все повторялось наяву. Значит, вот как обстоит дело с воспоминаниями! Сначала пятишься назад, потом понемногу, осторожно двигаешься вперед. Он увидел лицо Лары в день их первой встречи. Она открывает дверь. Короткая стрижка; черные волосы, черные глаза. Веселый взгляд. Смеющийся рот. Один передний зуб немного скошен. Она такая подвижная, такая живая. На ней ярко-красное платье. Оглядев его с ног до головы, Лара заявила: «Я не заказывала самый большой размер! — Она захлопнула дверь у него перед носом, но тут же, смеясь, распахнула ее снова. Ее смех показался ему сладкой музыкой. Потом она протянула руку и сказала: — Я Лара дю Туа».