Смерть раньше смерти - Страница 109


К оглавлению

109

— Откройся, Эстер!

— Мак, не надо! — сказал Уилсон, пошатнувшись.

— Пошел ты! — огрызнулся Макдоналд, оглядываясь через плечо. — Твоя очередь следующая. — Он ухмыльнулся и, снова навалившись, вошел в нее, немилосердно давя.

Ей показалось, будто внутри произошел взрыв. Сначала больно не было. Потом нечеловеческая, страшная боль. Она поняла, что вот-вот потеряет сознание. Он расценил ее слабость как признак поражения, отпустил руки, приподнялся, оглянулся.

— Смотрите-ка, она тоже может трахаться! Не хуже иных прочих.

Эстер то куда-то проваливалась, то приходила в себя. Внутри горел огонь, адский огонь, причинявший страшную боль.

Неожиданно он обмяк; выругавшись, приподнялся и снова вошел в нее.

— Ха-ха-ха!

— Давай скорее, Мак!

— Сейчас, минуту.

Оргазм.

— Ферди! — Макдоналд встал и позвал следующего.

Но Кутзе оказался проворнее Феррейры. Он заранее расстегнул брюки. Опустился перед ней на колени, положил руку ей на живот, погладил, вошел, сразу закончил и, ошеломленный, отошел. Феррейра оттолкнул его, склонился над Эстер Кларк, начал лизать ей грудь. От его слюны на коже оставались липкие дорожки. Потом он переключился на низ живота. Быстро расстегнул штаны — и на нее полилась желтоватая жидкость.

— Олли! — рявкнул Макдоналд.

Нинабер ухмыльнулся, покачал головой.

— Дрю! Где Дрю?

Уилсон выбежал на улицу; его рвало.

— Что вы делаете? — Из темноты, спотыкаясь, вышли Уоллес и Карина Оберхольцер.

— Вы получили удовольствие. Мы видели, как вы трахались! Теперь очередь Дрю. — Макдоналд схватил Уилсона за шею и втащил в комнату.

Уилсон прижал руки ко рту. Кадык на горле ходил ходуном.

— Я… не могу. Не могу.

Макдоналд подтолкнул Уилсона к кровати.

Она горела на костре; все кругом было в огне. Она плыла сквозь огонь, легкая как перышко — на нее не действовало земное притяжение. Она плыла, окруженная броней из боли.

— Ты голубой, Дрю! Гомик! — Макдоналд ударил его по затылку. Уилсон пошатнулся и упал. — Трахни ее! — Макдоналд схватил Уилсона за рубашку.

— Не надо, Мак! — сказал Уоллес.

Карина Оберхольцер стояла на пороге и молча смотрела на происходящее.

— Да пошел ты, Уоллес. Сам-то потрахался всласть, мать твою! Мы все видели!

Макдоналд рывком поднял Уилсона на ноги.

— Трахни ее, гомик!

Уилсон заслонил лицо руками. Макдоналд схватил его за горло. Эстер Кларк лежала на кровати. Глаза у нее были открыты, широко открыты — она смотрела в потолок. Уилсон плакал. Он никак не мог справиться с «молнией» на брюках. С трудом расстегнул пояс. Его детородный орган был маленьким и мягким; отворачиваясь от Макдоналда, он нехотя прижался к ней.

— Засунь своего дружка внутрь, педик долбаный! — Макдоналд навис над кроватью, зорко наблюдал за ними. Краснолицый, рыжий. Красноносый.

Уилсон вошел в нее, почувствовал, как его член стал липким от крови.

— Давай кончай, а я посмотрю!

Уилсон притворялся, будто тоже может быть с женщиной, как они все. Макдоналд схватил его сзади за ягодицы, принялся подталкивать. Уилсона вырвало; он ничего не мог с собой поделать. Потом вырвало еще раз — прямо на нее.

Яуберт поднялся с колен.

Она говорила монотонно, как робот, и взгляд у нее был совершенно мертвый. Она неподвижно сидела в кресле и смотрела в одну точку. Слушать дальше у него не было сил.

— На следующее утро меня разбудили птицы и сияющее солнце. Наступил другой день. Еще один день. А я лежала, как мертвая. Сначала вернулся слух. Я услышала птичий щебет. А запахов не различала. Я вообще ничего не чувствовала. Долго лежала неподвижно. Когда пошевелилась, стало больно. Тогда я опустила голову и осмотрела себя. Мое тело больше не было моим телом. Оно стало чужим. Грудь была не моя, и живот, и ноги. Я не хотела мыться, потому что это было не мое тело. Мое тело чистое.

Яуберт сел в кресло напротив. Он очень устал.

— Они все уехали. Утром было так красиво и так тихо. Только птицы.

Наконец она замолчала. Хорошо, что она наконец замолчала.

Яуберт долго сидел и смотрел на нее. Она сидела напротив, но как будто одновременно была где-то еще.

Почему ему больше не хочется прикасаться к ней?

Оказывается, то был еще не конец.

— В прошлом году я сдавала анализ крови. Обязательная диспансеризация. Врач все никак не мог мне сказать, ему хотелось как-то смягчить…

Ему хотелось заткнуть уши. Он догадывался, он понял, но… это уж слишком.

— Врач попросил меня сдать повторный анализ. Сначала решил, что произошла ошибка. — Она улыбнулась.

Яуберт не видел, но почувствовал, как она улыбается. Последние слова она произнесла более знакомым голосом:

— Очень странное название. Я — ВИЧ-положительная. Положительная! — Улыбка по-прежнему играла у нее на губах. Последние слова она произнесла почти весело. — Тогда я и купила «смит-и-вессон».

Ему стало нехорошо. Словно тяжелый груз придавливал его к креслу. Все тело будто налилось свинцом.

Улыбка на ее лице исчезала, таяла постепенно, кусочек за кусочком.

Надо забрать у нее пистолет…

Он остался на месте.

К дому подъехала машина. Яуберт понял, что будет дальше. Но не услышал ожидаемого хлопанья дверей.

— Но твое имя… — произнес он, и собственный голос показался ему слишком громким.

Он не понял, расслышала ли она его.

Палец плотнее лег на дуло маузера.

— Они убили Эстер Кларк.

Ему не хотелось, чтобы те, кто сейчас приехал на машине, заходили сюда.

Он не хотел задавать вопросы, готовые сорваться с губ. Больше всего ему хотелось уйти, а ее оставить здесь. Жаль, что Эстер Кларк не умерла.

109